И оживут слова. Часть II - Наталья Способина

— Ох, дочка. К Велене я сегодня ходила.

Мое сердце замерло. Сперва от мысли, что Альгидрасу стало хуже и послали за Добронегой, потом на первую мысль наскочила вторая: Велена рассказала Добронеге о моем визите.

Словно в подтверждение моих мыслей Добронега отодвинула миску с нетронутой едой и взгляд ее стал жестким:

— Чтобы это было в первый и в последний раз, когда сестра воеводы ходит с мужчинами по чужим дворам. Да в комнатах там запирается.

Я невольно втянула голову в плечи, хотя ничего плохого не сделала. Впрочем, память тут же некстати подсунула воспоминание о горячей гладкой коже под моими пальцами. Мысль о прикосновении, которое любой самый строгий цензор посчитал бы целомудренным, заставила кровь прилить к щекам. Я с ужасом поняла, что моя реакция выдает меня с головой, но ничего поделать с этим не могла.

— Прости, — выдавила я. — Этого больше не будет. И… не было там ничего. Миролюб просто попросил сходить с ним к Олегу — он дороги не знал.

— А покраснела отчего? — не сводя с меня глаз, спросила Добронега.

— Не знаю, — пробормотала я. — Просто ты так это сказала: с мужчинами по дворам, да запирается… Мужчины там не в том состоянии и настроении были, чтобы по комнатам запираться, — закончила я, запоздало понимая, что в моем тоне звучит вызов.

— Понимала бы что! — таких властных ноток в голосе обычно мягкой Добронеги я до сих пор не слышала. — Ты хоть понимаешь, что пока ты тут думаешь, будто ими двумя крутишь, это они тобой крутят, как им нужно?

— Что? — я тоже отодвинула тарелку. — Да о чем ты? Кто мной крутит?

— Я тебе еще раз повторяю: не запомнишь мои слова — беду накличешь, так и знай. Миролюб — княжич. В скором времени он место Любима займет. И коль ты думаешь, что он голову от тебя потерял, так сразу с небес спускайся! Правители головы от женщин не теряют! Не могут они себе того позволить.

— То-то я смотрю, Любим от тебя голову не потерял! — не выдержала я.

Мать Радима отшатнулась, точно я ее ударила, а я запоздало прикусила язык. Что теперь будет?

— Мне себя упрекнуть не в чем, дочка, — тихо, но четко проговорила Добронега. — Я Любиму ни одним взглядом думать не дала, что по нраву он мне. Впрочем, коль не была бы такой гордой, глядишь, отец бы до сих пор жив был и не пришлось бы Радимушке против князя стоять, — вдруг добавила она и поднялась из-за стола, тяжело опираясь на столешницу.

— Прости, — пробормотала я, не зная, как исправить случившееся. — Прости. Я не должна была…

— Не должна, Всемила! — Добронега в упор посмотрела на меня. — Ты много о чем забываешь. Дома сиди, покуда Радим иначе не решит!

С этими словами Добронега забрала свою миску и вышла прочь. В сенях она громко позвала котов — не иначе выплеснула им свой завтрак, а потом, судя по хлопнувшей двери и последовавшему за ней звяканью цепи во дворе, мать Радима и вовсе ушла.

Я некоторое время размешивала свою кашу, стараясь успокоиться механическими движениями. Однако это не помогло. Я резко оттолкнула миску прочь. Каша выплеснулась через край, и сквозь щели между неплотно пригнанных досок закапало на пол. Я закрыла лицо руками и наконец разрыдалась. Я рыдала до судорожных спазмов в груди, до головной боли. Если бы только я могла выплакать это чувство безысходности и беспомощности! Что мне делать? Что я здесь могу? Кому мне верить? Я никому на самом деле не нужна. Им нужна Всемила. Это ее они любят и прощают, несмотря ни на что. Впрочем, даже у этого всепрощения есть предел. И вот теперь я под домашним арестом. А что было бы, узнай они, что я — это я. В этот миг мне до боли в груди захотелось домой. К маме. Чтобы она обняла и сказала, что все это глупости, что все наладится. Только вот в моих мыслях мама почему-то говорила голосом Добронеги те самые слова, которые мать Радима иногда повторяла мне здесь: «Все наладится, дочка, все будет хорошо».

Осознав это, я испуганно отняла руки от лица. Что это значит? Я больше не помню свой мир? Мое прошлое замещается этими людьми? Стирается? Я в панике вскочила с лавки и оглянулась по сторонам, словно ожидала, что на меня начнут надвигаться стены, запечатывая намертво в этой реальности. Я даже икнула от страха. Потом глубоко вздохнула и схватила со стола кружку. Моя рука дрожала, пока я пила холодное молоко большими глотками. И только допив до дна и чуть успокоившись, я поняла, почему так вышло. Моя настоящая мама никогда не гладила меня по голове, приговаривая, что все наладится. Она вообще почти не обнимала меня. Разве только в далеком детстве. «Телячьи нежности», как называл это мой отец, были в нашем семействе не в чести. И вдруг оказалось, что Добронега с ее умением обнять в нужный момент была больше похожа на настоящую маму. А я ее обидела. И как теперь все исправить?

Я умылась из умывальника в углу, вытерла лицо белым рушником и принялась наводить порядок. Раз уж я все равно не могу выйти со двора, хоть какую-то пользу в хозяйстве принесу.

Убираясь в покоях Всемилы, я настежь распахнула окна и жадно вдохнула свежий воздух. Пахло дождем, а еще какими-то цветами. Запах был незнакомым и немного сладким. Я вдруг поняла, что не видела здесь ни одного цветника. Огороды с овощами — да. А вот праздное выращивание цветов было не в обычае у свирцев. Откуда же запах?

Когда я стирала пыль с небольшого столика, мой взгляд упал на сундучок со Всемилиными духами. Я вспомнила реакцию Альгидраса на запах из фиала, которым Всемила явно не пользовалась. Он, конечно, сказал, что ему все равно и я могу пользоваться этими духами сколько мне угодно, но что-то здесь было не так. Я открыла сундучок и вновь перенюхала все склянки. Тяжелые запахи вернули головную боль, утихшую было от свежего воздуха. Содержимое последнего фиала сильно отличалось ото всех остальных. Снова, как и в прошлый раз, я поймала себя на мысли, что эти духи мне очень нравятся. На ум пришло слово «сказочные». Причем в самом прямом своем значении. Было в них что-то волшебное. Словно с каждым вдохом в тебе крепла мысль, что все возможно, стоит только захотеть.

Я приложила палец к узкому горлышку, потом провела им за ушами, по запястьям, наслаждаясь запахом. Меня посетила странная мысль: вдруг, если мечтать очень сильно, то хотя бы духи в этом мире окажутся и вправду волшебными, раз уж я такая плохая героиня сказки.

То ли духи и вправду были волшебными, то ли я как-то правильно подумала — в ворота что-то стукнуло. Я бросилась к окну, но никого не увидела. Серый не издал ни звука.

«Свирские псы нападают без лая», — некстати вспомнила я слова Альгидраса.

Стук повторился. Впрочем, назвать это обычным стуком было нельзя. Больше походило на то, что кто-то что-то бросил в ворота. Как вчера, когда Миролюб пнул камень и тот отлетел в первую попавшуюся стену. Но это могло быть один раз. А вот так пинать раз за разом…

Я обвела взглядом стены и нервно усмехнулась. В фильмах обычно герои так осматривают интерьер в поисках оружия, потом лихо прихватывают какой-нибудь раритетный кинжал со стены и идут сражаться со злодеем. Раритетных кинжалов в покоях Всемилы не было, впрочем, даже если бы и были, мне бы это вряд ли помогло. Я еще раз выглянула в окно, некстати вспомнив, как Альгидрас спрыгнул отсюда, прикинула высоту и в очередной раз подумала, что он псих. Подушечки пальцев словно током прошило от воспоминаний о том, как я вчера его касалась. Да что же за бред такой? По плечу провела, а сердце при каждом воспоминании подскакивает. И ладно бы голого мужчину до этого ни разу не видела. Так нет же! И опять мелькнула какая-то непонятная мысль. Словно меня вот-вот чем-то должно озарить. Однако озарения так и не наступило, а стук в калитку повторился.